Уважаемые дамы и господа, раздел ролевой игры отныне будет закрытым. Если кто-то читал и хочет продолжать читать игру, напишите ЛС Люциусу Малфою или Фантому.
Ему снятся бабочки. Своими жуткими, пестрыми крыльями они сводят его с ума. Их все больше и больше, все вокруг превращается в калейдоскоп ярких, беспорядочных мазков. Гарри с криком просыпается, когда на фоне этого безумия вдруг возникает невероятных размеров капустница, медленно перебирающая своими отвратительными черными лапками. - Может, расскажешь, что за кошмары пугают нашего драгоценного Почти-Героя, а Поттер? Малфой сидит напротив, подобрав ноги под себя, стараясь как можно меньше касаться грязного матраса. Он снова смотрит в окно, если этим словом позволительно назвать зарешеченную щель под потолком, чуть выглядывающую на поверхность. Через неё видно маленький клочок пожухшей травы и крохотный кусочек неба. - Какая тебе разница? - Мне мешают твои вопли. - Да? А у меня, было, создалось впечатление, что ты вообще здесь не присутствуешь… - очередная перепалка. Только уже как-то совсем без энтузиазма. – Ты, между прочим, тоже кричишь ночами. - А ты не ответил. Что тебе снится? – в голосе слышно упрямство избалованного ребенка. - Бабочки. - Бабочки? – Драко смотрит на него изумленно. Вдруг он начинает истерично смеяться. – Бабочки, - всхлип-смешок, - бабочки. Руки закрывают лицо. Гарри злится. От досады он даже встает и начинает мерить шагами камеру. Три шага вперед, три шага назад. - Поттер, да ты счастливчик, - Малфой, наконец, чуть успокаивается, - Хотел бы я, чтобы мне снились ба-бо-чки, - снова всхлип-смешок и парой секунд позже, чуть заторможенно, печальный вздох. - И что же тебе тогда снится? – Гарри тут же жалеет о вопросе, потому что Драко мгновенно успокаивается и говорит уж слишком безразлично, словно разговор идет о чашке чая: - Мертвые. Последнее время только они. Все время, пока мы здесь, - парень снова смотрит в «окно», - и почему мне не снятся бабочки, черт подери, Поттер? - А мне откуда знать, Малфой? - Перестать мельтешить, а? Гарри плюхается на матрас рядом с Драко. - Так лучше? - Немного. Малфой обессиленно опускает голову на руки. У него невозможно потерянный вид: ноги прижаты к груди, лица не видно из-за волос. - Гарри, ты понимаешь, что, возможно, мы никогда больше не увидим бабочек? Никогда не выйдем отсюда? Никогда. - Не думаю, что буду скучать по этим насекомым… Нда. Но вообще – не бери в голову. Такому гаденышу, как ты, точно не дадут просто так сдохнуть. Обещаю. Когда Малфой поднимает, наконец, голову, то лицо у него пугающее – красные от недосыпания глаза, искусанные, побелевшие непонятно от чего губы и пустота в глазах. Он не должен быть таким. Гарри знает. Повинуясь совершенно неясному порыву, он наклоняется и целует своего несостоявшегося врага и вполне состоявшегося соседа по камере. И накаляющееся вокруг безумие внезапно испаряется. Остается удивление, смущение, страх, ожидание чужой реакции. Нормальные подростковые переживания в течение несколько слюнявого поцелуя. От этого они изо всех сил стараются подольше не прерываться – чтобы не надо было что-то понимать и объяснять. А потом молчат. Долго. Вдруг Драко говорит: - Когда мы отсюда выберемся, мы поедем в Касабланку. - Касабланку? Это что? Ты там был? - Неа. Но мне нравиться название. А еще она вроде находится где-то в Африке, на побережье Атлантики, так что там должна быть просто уйма бабочек, цветастых и огромных. - Ты смерти мне желаешь? – риторически спрашивает Гарри. - Знаешь, похоже даже нет. Но надо ж лечить твою фобию. А дальше они сидят на грязном, комковатом матрасе в темной камере, наполненной сырым воздухом и тяжелым запахом земли, громко, оживленно спорят о том, поедут ли они в далекий город с красивым названием ловить цветастых бабочек. Луна заглядывает в подземелье лишь перед тем, как скатиться за горизонт, сдавшись беспощадному холодному рассвету. Её свет мягко касается лиц спящих. Она знает, что им сниться. Нереальная, невероятно далекая Касабланка. Бабочки больше не пугают Гарри. Мертвые сегодня решили не звать Драко. И они улыбаются во сне, ближе прижимаясь друг другу. Неловкими движениями ловят призрачное счастье. *** - Знаешь, почему-то я пока вообще не вижу здесь бабочек… - Тебе они так нужны? – светловолосый парень иронично смотрит на своего вечно взъерошенного спутника. - Да нет, вообще. Просто ты все твердил: «Касабланка… Касабланка»… - Ты зануда. Честное слово. Это все пагубное влияние Грейнджер.
"Что было, то прошло" Написано на HP Fication для Полосатого Зверя.
Я созрел душой для светлых, Светлых и прозрачных дней…
Джинни очень-очень крепко целует Гарри, и он, как всегда вначале, немного смущается, но потом прижимает её к себе как можно ближе. Его очки жутко мешают, а упавшая на лицо прядь щекочет нос, поэтому приходиться отстраниться на несколько секунд, чтобы привести все в надлежащий вид. Но за эти несколько мгновений в комнате умудряется материализоваться Рон, который и не думает замечать того, что ему тут явно не место, и с нахальным видом напоминает, что их уже «битый час» ждут внизу. - И ты, конечно же, не можешь подождать! Не видишь, я еще не оделась?! - А ты попробуй для начала отпустить Гарри… - Ни за что! Именинница с крайне серьезным видом цепляется за руку темноволосого парня, наглядно показывая, что не намерена его отсюда отпускать куда бы то ни было. - Джинни…. – объект спора явно хочет вставить слово, но куда уж ему… - Рон, я торжественно клянусь тебе, что мы будем через десять минут. Закатив глаза к потолку, брат корчит несчастную мину и притворно серьезно предупреждает: - Если через двадцать минут вас там не будет, пеняйте на себя! – и в лучших традициях Рональда Уизли Обиженного уходит с гордо поднятой головой, не забыв как можно громче хлопнуть дверью. А руки Гарри уже вполне уверенно направляются вниз по спине, пальцы начинают возиться со шнуровкой платья, совершенно безуспешно пытаясь её победить. Теплые и совершенно теперь бесцеремонные губы оказываются в районе декольте… Джинни так хорошо, что даже глупо пытаться это описать. Но она мужественно шепчет: - Гарри, они нас убьют, - и тихо смеется. - А, может, мы попробуем принять этот неравный бой? – как много все-таки тепла бывает в чужих глазах. Страшно даже, - тем более, ты так легко выпроводила Рона… - Ну надо же мне наконец одеться! – и, пока парень не успел ничего предпринять, скрывается в ванной. Пятнадцатью минутами позже, они спускаются-таки в гостиную. Но перед этим Гарри снова прижимает её к себе и целует, даже не понимая, что размазывает тщательно и не на один слой нанесенные помаду и блеск, а потом смущенно-смущенно говорит: - Джинни, я тебя люблю, - тут же заливаясь краской. И пускай глупо, но это действительно самый замечательный подарок. Поэтому, без зазрения совести забыв про макияж, она целует его уже сама. Внизу они, понятное дело, получают свою долю укоризненных взглядов. Еще бы: опоздавшие на полчаса, взъерошенные и с непозволительно ярко блестящими глазами. «Смотреть противно», - подмечают близнецы, отличающиеся весьма кислыми физиономиями, - несчастным пришлось в течение всего времени ожидания выслушивать длинную нотацию от миссис Уизли. Джинни снова смеется. У неё же День Рождения.
*** Так странно смотреть на то, как один из лучших моментов её жизни превращается в прозрачную, серебристую, совсем неживую, словно призрак, нить, безвольно повисает на конце волшебной палочки. Рука чуть нервно дергается, и воспоминание исчезает в думоотводе. Клубящаяся поверхность ненадолго выравнивается, на ней становятся видны размытые силуэты веселящихся людей. Но картинка тотчас исчезает в дымке. Как и все они. Они все ушли. Бросили её одну. Тоненькая, неестественно хрупкая девушка сидит на ледяном бетоне крыши и сосредоточенно рассматривает неказистую глиняную посудину. Чашку какого-то допотопного колдуна, в которую она собрала все свои счастливые воспоминания. Свою жизнь. Рука неосознанно теребит спутанные, быстро померкшие без должного ухода волосы. Слезы падают на пол. Кап. Кап. Мысли разбегаются словно мыши. Вначале все было хорошо. Потом была война. Кажется. Наверно. А после нее остались только пахнущие осенней, стылой землей могилы, восковые лица покойников и бесконечные доктора, которые что-то пытаются ей рассказать или выпросить у неё… на лбу появляются морщинки, когда она судорожно пытается вспомнить. Неприятные люди в желтоватых от долгой носки халатах раздражают, все время кажется, что их лица вот-вот изменятся, поплывут плавленым воском. Восковыми лицами мертвецов. «Бред. Чертов бред». Джинни Уизли. Личное дело больного номер 423. Острое психическое расстройство на фоне сильного нервного потрясения. Сирота. Отвратительный крупный почерк и пугающие темные чернила. Толстая картонная папка лежит прямо на краю крыши. Легкое движение руки, и она падает вниз. Листки бумаги выскальзывают из неё и медленно, кружась, летят над серым от нескончаемой мороси городом. «А я так давно не летала…» Вот и нет никакой истории болезни, вот и нет никакой Джинни Уизли, вот и нет никакой сироты. Девушка печально усмехается. Осталось совсем немного. Все сильнее дрожащими руками она берет думоотвод и резким, ровно настолько, чтобы не смочь остановиться, движением бросает вслед за папкой. На мгновение заплаканное лицо искажается гримасой ужаса, но звон разбивающейся керамики стирает все. И память, и эмоции, и жизнь. Дурацкая хрупкая посудина. Нечеловечески уже спокойно Джинни последний раз смотрит на мутный из-за облаков, а, может, из-за невысохших слез закат. Но нет уже больше ни-че-го. Серая крыша остается наверху, серый асфальт растекается внизу огромной сточной канавой. «Я так давно не летала…» - последнее, что проскальзывает в сознании.
заказ: ГП. Что-нибудь грустно-спокойное с детским рейтингом. Не гет! Простое и без сомнений (если персонаж передумывает, то не больше одного раза). Желательно с погодой\природой - осенью или дождём... А совсем идеально - чтобы ты насовала в плэйлист несколько любимых песен и написала драббл под них. И когда я прочитаю, ты бы шёпотом сказала мне, что ты слушала. *мечтательно* Только чур не использовать оттуда строчек!
Дождь все капает и капает, тяжелыми ударами разбивая холодный туман. Капает и капает. «Из ниоткуда в никуда…» Грубые камни кажутся еще старее и тяжелее, намокнув. Они словно распухли от нескончаемой мороси, которая, кажется, завладела всем миром. «Весь мир сегодня, однако, одинок, чтоб его». Сырость пробирается будто прямо под кожу, и больше уже не верится, что есть где-то что-то кроме тоскливых уставших камней, пожухших коричневых листьев и темных, голых деревьев. В таком лесу теряются навсегда, в такие дни умирают особенно часто, и где-то глупые подростки прыгают из окон, не выдержав этого сумрачного, мучительно затянувшегося умирания природы. «Какая глупость…» Непослушные, озябшие руки гладят морщинистые камни. Память выдает почти нереальные, невозможные, кажется среди этой серости, картинки, где от стен величественной школы идет тепло, которым словно наполнен майский вечер. «Слишком давно…» Воспоминания расплываются, не в состоянии победить блеклый, бесконечный и абсолютно равнодушный ко всему октябрьский туман. И ничего больше нет: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Прошлое – это лишь цепь всего, что не сложилось, настоящее – лишь то, чего нет, будущее… лишь то, чего никогда не будет. «Ничто, никто, нигде и никогда… так вышло…» Хочется завыть, хочется закричать, хочется разбить эту тишину чем-нибудь тяжелым на мелкие кусочки… сделать хоть что-нибудь. Бессильно прислониться к холодным, мокрым и бесконечно старым камням. Удариться затылком, не почувствовав боли, и смотреть на мутную грязную пелену, в которую превратились облака. «Почему?..» Слишком малодушно, но: «Почему я?..» Нет сил кричать, выть, терпеть. И проклятый дождь все капает на лицо, заставляя забыть о том, что где-то далеко есть огромный мир, где отчаявшиеся, похожие на мышей люди бредут по бесконечным лабиринтам сырых улиц. «У меня нет больше ничего… прозаично». Уголки губ почти приподнимаются, но слишком много морщин на некогда красивом лице, они не дают даже тени улыбки, этой последней попытке сопротивляться, нарушить глухую пустую тоску. «И я снова здесь… слышишь, Джемми, слышишь, Гарри… я снова здесь… только… зачем?» Сириус Блэк бессильно царапает камни древнего, дряхлого замка и не в силах понять, за что его судьба так жестока к нему. Но он всего лишь один из тысяч напуганных, заблудившихся в серой ледяной мороси, как бездомные щенки, людей, и уставшая старуха судьба привычно глуха к его вопросам. «Всего лишь…» А дождь все капает и капает. Из ниоткуда в никуда.
"Касабланка" больше всего понравилась.)) ее я впервые читала. она такая.. в твоем стиле(позитивных зарисовок)): просто, мило и действительно вызывает улыбку))
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
